Сергей Баринов (СБ): Советская политическая карикатура как орудие борьбы с политическим врагом – это очень важно для вас было всегда?

Алексей Горшенев (АГ): Абсолютно не важно. Я вообще к социальной теме отношения никакого не имею, потому что давайте лучше мы сами образуемся внутри себя, найдем свои точечки, о которых мы все время говорим. Это наша философия, это любовь, это смерть, это жизнь, это наша семья, это наши движухи внутренние. Мы с ними сейчас разберемся, и потом уже будем говорить о том, что нас окружает, о политике, чем просто взяться и из-за дури, как обычно многие люди делают, участвовать в политических разборках, не зная ничего. Как устроен мир, они не знают, как устроено государство, по каким законам оно живет. Есть энергия, бьющаяся из всех щелей, ну куда ее вставить? Для того чтоб в себя вставить, нужно обучение, нужно уразумение этого всего, а политику можно обхаять, как хочешь. Сойдет все с рук.

СБ: Ну да, рок ведь всегда был в оппозиции к чему-либо… к политике…

АГ: К глупости. Рок был всегда в оппозиции к глупости.

СБ: Всегда он против чего-нибудь протестовал…

АГ: Против глупости. Но глупость она может быть в разных проявлениях.

СБ: И сейчас вы тоже против глупости и протестуете как раз, да?

АГ: Мы стараемся.

Дмитрий Оганян (ДО): Ежечасно.

АГ: Да я шучу. Борьба это же… Ну как это? Встать и отжиматься у вас здесь возле мэрии? Что сделать-то еще? Как бороться? Борьба она одна есть. Сам себя усовершенствуй с каждым днем. Если есть такая возможность – делай! Нам уже дадено многое, просто мы этого не замечаем. Мы такие: «Ай, другие сделают». А я? Я тоже хочу!

СБ: Вопрос от слушателя: «А почему «Кукрыниксы»? Это было как-то идеологически обоснованно или просто вам просто кто-то брякнул: «А давайте вот так назовемся»?

АГ: Это я был. Это я неосознанный. Обычно команды так все и называются: почему-то…как-то… И у каждого спроси, почему, он не будет в курсе. Так вот вышло. Не знаю.

СБ: В нашем мире, к сожалению, еще такое понятие существует «шоу-бизнес». Вы что-нибудь в это понятие вкладываете? И сами себя к этому шоу-бизнесу как-то относите?

ДО: Что касается русского шоу-бизнеса, то это очень смешно, мне кажется. Есть «шоу-бизнеса» понятие на западе, откуда его и переняли в Россию, но там сделано все по уму. Там есть творческие люди, которые занимаются только творчеством, а вокруг них есть люди, которые занимаются не творчеством, а только продажей этого творчества. То есть видят талант – делай дела! А у нас все это настолько перемешано, что… То есть в западном шоу-бизнесе есть реальные люди, которые «вытащили» очень много известных коллективов, которые находят талантливых саунд-продюсеров, а у нас это тяп-ляп, типа, «Давайте сейчас замутим». Поэтому я считаю, что у нас шоу-бизнеса нет и мы к нему отношения… Ну как? Имеем, наверное, какое-то, но себя не позиционируем в этом плане.

СБ: Еще вопрос от слушателя: «Если бы вы вернулись в прошлое и нашли бы себя молодого, то какие бы дали советы себе и в каком направлении предложили играть музыку?».

ДО: Не надо пить (смеется).

АГ: Первое, что я себе сказал бы: «Не надо идти было в клуб «Там-там».

СБ: А что в «Там-таме» случилось?

АГ: Первый клуб был вообще в нашей стране, который легализовал свободное мышление. Свободное мышление без шор, без каких-то теней, без подсматриваний за кем-то. Мы были такими, какими мы были, в принципе, внутри себя. И вот тогда, в это время мы начали, и брат мой тоже в этом участвовал… Семья была активная, и мы с Мишкой (прим.: Михаил Юрьевич Горшенёв – вокалист и основатель группы Король и Шут. Старший брат Алексея Горшенёва — солиста и лидера рок-группы Кукрыниксы) этим делом злоупотребили именно в «Там-таме». Мне кажется, что нужно было нам это дело пережить попроще, тогда, может быть, у нас оставалось бы больше сил и больше здоровья.

СБ: Я надеюсь, что здоровья у вас еще осталось надолго.

АГ: Когда у тебя этого нет, ты это охапками ешь: «Давайте быстрее, еще больше, давайте, давайте», а у нас сейчас уже это есть, уже этим никто не пользуется, мы-то наевшиеся еще с того времени … Я бы, скорее всего, сказал себе: «Леша, подожди, твое время придет, в «Там-там» ни ногой».

ДО: Другое дело, что ты сам бы себе сказал и еще быстрее бы туда побежал.

АГ: Сложно, время было иное. Это сейчас мы все свободные и шустрые, а тогда этого не было. Я говорю про 90й год, 91й, 92й… Слава богу, в 93ем я ушел в армию. Это спасло меня. Миша-то остался, он в армию не пошел. Я в 93м пошел в армию и более или менее я еще ощущаю и печки (почки), и почень (печень).

СБ: Сейчас уже чувствуется, да, что они есть в организме?

АГ: Если б я не ушел в армию…

ДО: Уже бы не чувствовал.

СБ: Вот еще вопрос такой от слушателя Александра: «А как вы отрываетесь?». Как вы отдыхаете? Может, есть какой-то самый запомнившийся случай.

(смеются)

СБ: Самый запомнившийся не надо, да? Самый приличный тогда.

АГ: Отдыхаем мы вместе. Собираемся где-то…

ДО: Выпиваем, иногда поем песни.

АГ: Кого-нибудь женим…

СБ: Вот еще Леонид спрашивает: Сегодня на концерте будет ли исполнена композиция «Никто»?

АГ: Да, обязательно, конечно. Это моя любимая композиция. Когда я в этой песне, меня посещает позитив. Есть композиции, которые просто нужно отпеть…ну, она хорошая, она интересная, но есть композиции, в которых ты участвуешь, просто в ней сам там находишься. Вот эта одна из таких. И еще есть вещи, которые мне интересно «проживать» на сцене.

СБ: Например?

АГ: «Крайние меры» мне нравится. Я в ней. Мне нравятся «Тени в театре», терпеть не могу «По раскрашенной душе» и «Не беда». Я считаю, что эти композиции хуже, чем те, где я живу. Они пустые. Основной человеческий слух, он улавливает пустые вещи чаще. А то, что поглубже, нужно сесть, внимательно прослушать, затратить время, поэтому все люди, написавшие какой-то хит, говорят о своих хитах: «Ой, мне не нравится эта песня, ненавижу ее». Как Том Йорк (прим:. Thomas Edward Yorke - английский рок-музыкант, вокалист и гитарист группы Radiohead) из Radiohead, который говорил о композиции «Creep», что он ее ненавидит.

ДО: Так это не его композиция.

АГ: Я понимаю, о чем речь идет. Он вложил в нее меньше жизни. Мы, творческие люди, обязаны вкладывать жизнь во что-нибудь. Куда-нибудь нам дайте жизнь вложить (смеется). Вот это песни. И если я вижу, что в моей композиции не очень удачны с точки зрения шоу-бизнеса, которого у нас нет, оказывается, я говорю, скорее всего, про жизнь в песне. А это такие простейшие маленькие хитовочки жизнью не наделены. Так устроен мир. Как у Роберта Смита (прим.: Robert James Smith - гитарист, вокалист и автор песен, лидер и единственный постоянный участник знаменитой пост-панк-группы The Cure с момента её основания в 1976 году) «Я люблю пятницу» (прим.: Friday I’m In Love). Это хитовая вещь, но она абсолютно не подходит Cure. Cure - такой глобальный мозг, и такую…сделал.

СБ: Зато она стала супер-популярной во всем пире.

АГ: Так, смотря что нужно слушателю. Просто узнать то, что ты уже слышал, услышать то, что ты слышал из каждого автомобиля, либо, может быть, прийти к своему дугу Роберту Смиту и у него спросить: «Дружище, как ты живешь? Может, мне поможешь?». И он тебе ответит: «Помогу, ты меня послушай». Но эта песня «Friday» никак не может помочь никому. Это всего лишь такой…

СБ: На расслабоне написал, да и все. А было такое, что написали песню и подумали: «А вот это стопудовый хит. Вот он выстрелит обязательно и станет бешено популярным?».

ДО: Бывало. Не хит, но бывало. Помнишь, Лех, когда «Зло» записали?

СБ: Хорошая песня.

ДО: Вот я реально пришел на студию, слышу ее, и как-то сразу как-то она входит … «Никто» тоже так писали. Мы не можем говорить, что это хит…

АГ: Просто знаешь и чувствуешь – вроде бы должно понравиться.

ДО: Да-да. А на самом деле это не важно.

СБ: Тут полностью с вами согласен. Как пишите, так и пишите; что получилось, то и хотелось, как и всегда, наверняка. Вот еще вопрос от слушателя: «Как вам наш город, ребята?». Вы давно приехали в наш город?

ДО: Мы приехали полчаса назад.

СБ: Поп-музыка. Есть там хоть что-нибудь, что вам нравится?

ДО: Из русского опять же?

АГ: Я бы не про поп-музыку говорил, а про эстраду. В театральном училище даже есть такой факультет – это хорошо, это нормально, это здорово. ABBA – это же отличнейшая тема. Она поднимает настроение, она у тебя живет внутри. Мы говорим сейчас про то, как людей обманывают. Есть человек, который сидит и думает, как меньше затратить, а заработать больше. Вот это называется «попса»: как затратить меньше денег, меньше мозгов, меньше думать, меньше таланта…выпихнуть…всякую разную и из этого заработать деньги. Вот это называется «попса». Это неправильный продукт, неинтересный. Он с виду весь в стразах, а внутрь капнешь – ничего. А эстрада, цирк, рок – это отлично.

СБ: Сейчас эстрады уже не существует?

АГ: Она всегда есть.

СБ: Недавно еще в обиход слово такое ввели «рокопопс». Вообще что это такое, по-вашему?

АГ: Это когда ты вроде бы и там, и здесь. Это опять обманка. Ты должен быть либо там, либо здесь. Лагутенко, например, - хитрейший человек. Он вроде бы и с нами, с рокерами, он, и не против бы быть с другими людьми.

СБ: И у него получается и там, и там.

АГ: Вот Coldplay мы же не назовем рокопопсом, хотя это четкое стилистическое отношение к ним. А почему? Потому что Coldplay – это хорошая группа с хорошими корнями, с хорошими мыслями, А Мумий Тролль - это … ни там, ни здесь… А что поет-то? А черт его знает, что поет. И вот это говорит о том, что это рокопопс. Не понятно, но вроде бы интересно: то ли мальчик, то ли девочка.

СБ: Есть четкая черта между роком и этим рокопопсом, да?

АГ: Есть четкая черта между словами «да» и «нет». Когда думаешь, ты находишь ответ и говоришь: «да», ты, когда думаешь и не находишь ответ, говоришь: «нет». Так вот я тебе задаю вопрос: «Рокопопс – что это: да или нет в твоей жизни, в твоем мышлении?» В моем – нет. Я не понимаю, что это. Я говорю – нет.

СБ: Я вот с удовольствием слушаю группу Мумий Тролль.

АГ: Некоторые люди, для того чтобы зашорить наш мозг, говорят, рокопопс – это да. Чем больше карнавальных костюмов на артистах, тем они интереснее. Это неправильно. Артист должен быть интересен без карнавальных костюмов, без какой-то оболочки.

СБ: Нужно песню просто слушать и слышать ее. Еще прислали такой вопрос: «Какую музыку вы сами слушаете?».

ДО: Разную. У нас очень много в коллективе вкусов: электронной музыкой увлекаются. Я вообще классическую музыку люблю послушать иногда.

АГ: У нас есть человек, полностью поглощенный Muse, к примеру. Есть человек, полностью поглощенный кибернетической музыкой, назовем ее так. Я полностью поглощен рок-музыкой нежесткой, Depeche Mode, к примеру.

ДО: А я – жесткой.

АГ: Хотя я в своей жизни видел много жестких композиций и любил их. 90-й год Exploited «The Massacre» - для меня один из самых любимейших альбомов.

СБ: А из отечественных кого слушаете? Кого считаете настоящими музыкантами?

АГ: Лучше, может быть, не музыкантами, а художниками, так проще будет. Потому что у нас музыкантов-то практически и нет. Музыканты все в классической музыке, а вот художники…мне нравится Юрий Шевчук. Четко. Я, когда его слышу, вижу, что, можно послушать дальше.

ДО: Да, это у него есть.

АГ: Как мыслитель, как человек думающий, как мужчина, Шевчук очень интересен. Понятное дело, что у нас есть масса друзей, которых мы слушаем, с которыми мы пересекаемся, мы их слушаем тоже. Король и Шут, естественно, - это наши братья.

ДО: Пилот.

АГ: Сплин.

ДО: Наив.

АГ: Агата Кристи, к примеру, тоже. Много-много людей, с кем мы на короткой ноге и мы друзья.

ДО: Интересуешься по-любому творчеством, потому что это друзья делают.

СБ: А с Королем и Шутом хотелось что-нибудь совместное организовать?

ДО: Уже делаем.

АГ: Не группа, может быть, а я делаю. Мишка меня попросил сделать несколько композиций для мюзикла, и вот сегодня на концерте будут эти песни. Послушайте – интересно.

СБ: Еще вопрос от слушателя: «Вы перепели «Владимирский централ» и «Свадьбу». Что бы хотелось еще?».

АГ: Мне нравится вот такая песня: «Не слышен ее шаг, неведомы пути, таинственен язык…»… Боярский поет в «Собаке на сене». Моя мечта безумная. Но пока я этих уговорю сыграть, я, скорее всего, закончу свою деятельность в музыке.

СБ: А что не уговариваются? Почему?

АГ: Долго это все. Они такие тоже… (смеется).

СБ: Вы записали песни на английском языке. А не было ли мысли – зачем?

АГ: Так прикольно. Вообще моя жизнь заключается в одном слове «интересно». Нужно интересоваться и идти в том направлении, где тебе интересно. Стоять на месте преступно. Нужно движение в себе аккумулировать. И мне было интересно это сделать, и я это сделал и еще не закончил это делать. Мы будем заниматься этим еще и дальше.

СБ: Критики всякие придумали очень много стилей, не знаю для чего…

АГ: Критики их опошлили, а люди хорошие придумали много стилей.

СБ: Как вы сами считаете, у вас четкий определенный стиль какой-то есть?

АГ: Сценический, если со стороны посмотреть, мы готическая группа. Но, с другой стороны, я бы не сказал, что мы совсем уж готическая группа. Я бы не стал нас определять в какой-то стиль.

ДО: Да, есть разные совершенно композиции в разных стилях. Зачем себя привязывать к стилю? Сразу сам себя ограничиваешь.

СБ: У вас очень мрачный имидж сценический, ну и песни такие тяжелые, серьезные. Вы в реальной жизни, наверняка, другие. Не приходится ломать себя, на сцену выходя?
ДО: Приходится, в этом и артист заключается.

АГ: Каждый раз настраиваешь себя на новую волну. Это же целая история. Ты отходишь куда-то, подумаешь: «Так, а как здесь я? А здесь? А там?». Собраться нужно. Для артиста для каждого так всегда. Я не знаю такого артиста, который сказал бы: «Легко пошел, выкатывайте». Такого человека не знаю, все они стараются настроиться.

СБ: Вы будете участвовать в «Сотворении мира» в Казани?

АГ: Не знаю.

СБ: Не хотелось ли взять, плюнуть на все это творчество и заняться чем-нибудь другим?

АГ: Слушайте, хочется. Это обычная рефлексия, Когда ты уже проехал 15 часов на микроавтобусе в какой-то город, в непонятный… Ты не понимаешь, для чего я там вообще нужен, и что я там буду делать… И в этом микроавтобусе ты побился, поотвисал, и думаешь: «Чем я вообще занимаюсь?». Но как только ты начинаешь приближаться к тому, зачем ты здесь есть, мысли такие вроде бы тебя отпускают. Должно и свойственно человеку заднюю включать, это нормально. Мы по бытовой системе весьма люди ограниченные. Мы спим, может быть, часа 4 в день, и то в таких условиях, что мама не горюй.

ДО: Но при этом, когда сидишь дома две недели или месяц, возникает острое желание поехать снова.

СБ: А как вообще рождается музыка, как песни рождаются, как мелодия возникает в мозгу?

АГ: В первый раз в моей жизни на радио мне задают такой вопрос. Я безумно рад, я счастлив, что хоть кто-то интересуется, как у творческого человека рождается вихрь творчества. У меня все время спрашивают про какие-то названия групп, а вот, как человек действительно может быть творческим, и что его несет, кто он такой внутри себя, с чем его есть – вот это главные вопросы, но на радио никто их не задает. Ты первый.

Есть такой корень внутри у каждого человека, он отвечает за деятельность. У кого-то он затрагивает вопрос, куда деть руки – баньку построить, сколотить какую-нибудь скамеечку, у второго человека он может быть более интеллектуальный, а артисту не сидится на месте, хочется анализировать. Ты смотришь на мир и думаешь: «Так, забавная тема, что-то надо об этом подумать». Что-нибудь произошло, и ты думаешь: «Вот это нужно затронуть». В тебе сидит такая штука, и ты от нее избавиться не можешь никак. Как-то так, если коротко об этом говорить.

СБ: А мелодии-то откуда приходят?

АГ: Вот оттуда и приходят.

СБ: Ставите ли на мобильный звонок свои песни?

ДО: Было у меня, стояла, да.

АГ: Вот мелодии, да… Сядешь на бережку…

ДО: Закинешь удочку...

СБ: Клюет...

АГ: И музыка везде есть.

ДО: Да, это так.

СБ: Еще вопрос Алексею: «Вы же наверняка любите читать. Что читаете сейчас и есть ли любимая книга?»

АГ: У меня масса любимых книг: Роберт Шекли, Веллер – очень его уважаю. Всегда, когда его вижу на TV, радуюсь, очень такой мозг крутой. Конечно же, Василий Шукшин. И еще бы я назвал человека по имени Эрих Мария Ремарк – крут.

СБ: Вопрос пришел: «Насколько сложно рифмовать слова?».

АГ: Сложно, но работай, узнавай, бейся. Работать нужно. Сложно, но нужно действовать.

СБ: Какая рифма могла бы быть к слову «Йошкар-Ола»?

АГ: «Йошкар-Ола», как, как, как?

СБ: Йошкар-Ола – это город наш.

АГ: Йошкар-Ола нам не дала.

ДО: Поэт (смеется).

СБ: Чувствуется мощь-то (смеется).

ДО: Йошкар-Ола поплакала, но все равно нам не дала.

СБ: Как вариант.